Праздничек.

Девятое мая отгуляю, на негров мавзолейских полюбуюсь, да и сяду. Сам, причём. Потому, что дальше, говорят, война опять намечается. Не то за то, чтоб хохлам новых Лениных как рогов наставить, не то за пепел какой-то радиоактивный, не помню. Но, по-любому, я думаю, лучше сидеть, чем воевать. Руки-ноги целей будут.

Василий Решетников. Лётчик. 307 боевых вылетов на Ил-4. Бомбил Берлин, Будапешт, Данциг, Кёнигсберг. Не считая Вязьмы, Смоленска, Брянска... Два раза терял самолёт. Герой Союза. После войны дошёл до командующего Дальней Авиацией. Книга воспоминаний «Что было — то было». Ни одного доброго слова о Сталине.

Решетникову время от времени подсовывали штурманами проверяющих из Москвы. Один такой, даже не выйдя на боевой курс, заорал «За Сталина!» и кинул бомбы не пойми куда. «Идиот! — ругался Решетников. — Ему, наверное, в газетах рассказали, что мы тут такое кричим».

Женя Мариинский. Герой Союза. Пилот Bell P-39 Airacobra. 48 боёв. 18 сбитых самолётов. Отец репрессирован. Книга воспоминаний «Я дрался на Аэрокобре». Ни одного доброго слова о Сталине.

Фёдор Архипенко, командир Мариинского. Лично сбил 30 самолётов. Ещё 14 — в группе. Герой Союза. В 1956 году вручал диплом об окончании лётного училища лейтенанту Гагарину. Книга воспоминаний «Записки истребителя». Ни одного доброго слова о Сталине.

Кузьма Белоконь. 170 штурмовок на Ил-2. Как выжил — непонятно. Герой Союза. Книга воспоминаний «В пылающем небе». Ни одного доброго слова о Сталине.

Дмитрий Панов. Редкий случай — летающий комиссар. 13 сбитых самолётов. Жуткая книга воспоминаний «Русские на снегу». Ненависть к Сталину через весь текст.

Это только некоторые. Настоящие ветераны. Лётчики, элита армии. Люди мгновенного действия. Почитайте, что они пишут о Джугашвили, о его ВКП (б), о его особистах на аэродромах.

Так откуда ж теперь взялись те уроды, которые требуют памятников генералиссимусу и улиц его имени? Тоже ветераны? Такие же Герои Союза, как Мариинский или Архипенко? Или это те, которые, увешав себя собачьими медалями, говорят от лица всех погибших?

Не они ли делают из «Перми-36» памятник вертухаям и хотят рассказать о нечеловеческих условиях работы вохры?

Похоже, настоящих ветеранов не так-то много и осталось. Если в 1945 году призывнику было 18 лет, то сейчас ему 88. А если он начал воевать в 1941-м, то ему вообще 92. Не говоря о тех, кому в войну было тридцать или сорок. Так это что, получается, 100-летние деды будут маршировать по Москве с портретами верховного? А удержат они эти портреты? И далеко ли дойдут?

Или, всё-таки, это вертухаи в стране так активно полезли? Если так, то ветераны у нас вообще никогда не переведутся! Новые ж подрастают.

...Где-то ещё в начале восьмидесятых на московских бульварах можно было встретить очень интересных старичков — вежливых, аккуратных. Бабушки в шляпках и немыслимых шарфиках, дедули с умными лицами — осколки старого мира. Со всеми своими гимназиями, институтами благородных девиц, женскими бестужевскими курсами и университетами.

При взгляде на них в голову лезли слова типа «тамбурный шов», «сутажная аппликация», «юбка-тонно» и «горжетка». Над головами бывших красавцев нимбами мнились фуражки с молоточками инженеров-путейцев.

У меня тогда был знакомый, который по весне, как на охоту, каждый вечер выползал на бульвары разговаривать с этими диковинными, тихими и, кстати, довольно пугливыми стариками. Возвращался он пришибленным и задумчивым. Говорил, вполголоса матерясь: «А если б их друзей тогда не передавили, может, и мы б по-другому жили сейчас?»

Потом весь этот «серебряный век» исчез. Казалось, будто однажды вечером они ушли в очередной раз с бульвара и уже никогда на него не вернулись.

Но пусто место свято не бывает. На бульварах быстро появились другие.

Бойкие, говорящие отрывисто и громко, собранные, деловитые. Готовые к отпору вне зависимости от того, будет нападение или нет. Работало это племя, в основном, комендантами в общежитиях, вахтёрами на проходных, швейцарами в ресторанах и ночными портье в гостиницах.

В дверях они стояли насмерть. На работе обходились двумя фразами — «мест нет» и «у вас женщина после одиннадцати». Заполоняя по вечерам бульвары, не читали друг другу Северянина и Цветаеву. Тихо обменивались последними в их жизни важными новостями: «После 20-го съезда ни разу..», «ну и значком Почетный Чекист... это нас всех тогда...»

По отношению к другим они были по-доброму злыми. На любой вопрос могли разулыбаться и дружески похлопать по плечу: «Попался бы ты мне в сорок девятом...»

Так вот, сдаётся мне, что они тоже зачислены в ветераны последних лет по принципу «ветераны и причисленные к ним лица». Я понимаю, что пацаны и девочки стояли в войну за станками на снарядных ящиках и работали в две смены. Я помню, что было понятие «сын полка» и знаю о «школах юнг».

Только, по-моему, голодное детство и жуткая барачная юность давно срезали главный срок тем мальчикам и девочкам, которые шли в зоны за 20-минутное опоздание к ящикам у станков. Дети того времени жили под указом от 07.04.1935, разрешившему расстреливать их с 12 лет. Они, что ли, понесут теперь Сталина в благодарность за расстрелы?

Кстати, менты предупредили, что самовольно «понаехавших» в Москву ветеранов ни на какой парад не пустят. Не знаю, почему. Может, потому, что Великий Ын Ирыч не захотел. А, может, на случай, если премьер-министр Уганды забудется и по привычке спрыгнет на них с Мавзолея. Или еще какой союзник из новых что-нибудь натворит.

В общем, кого зря не пустят. На парад пойдут специально отобранные. Одни отобранные внизу, другие отобранные — наверху, на могилке ленинской.

Это на Украине можно запретить идеологию коммунистов. У нас нельзя. У нас Сталин и ГТО, а у хохлов, у собак, вообще ничего святого не осталось.

Есть две фразы про жизнь в непростые времена. Одна китайская — «не дай вам бог жить в эпоху перемен». Вроде, Конфуций сказал, не подумавши.

А вторая фраза — наша, тютчевская (того самого Тютчева, который «умом Россию не понять»). Сломав все мозги об Родину, Фёдор Иваныч выдал своё второе знаменитое: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые».

За мир не скажу, а конкретно про Россию — всё правда. Не стать блаженным, попав сюда и глядя на то, что происходит вокруг, нереально.

— Коммуняки бузят, чтоб им вернули Виссарионыча с человеческой мордой и Сталинград.

— На Страстной Неделе Великого поста ЛДПР требует введения войск на Донбасс.

— Братцы Михалковы собрались «жрать сами» на миллиард рублей.

— ФСБ в Ёбурге закрывает фотовыставку о помощи союзников.

— Жириновский сдох на стометровке по ГТО.

— Путин на неделю в запой ушёл.

Черт знает что, а не жизнь! А к Хирургу, говорят, по ночам приезжает Ленин на Харлее и пугает весь его Залдостан!

Русская Сильно Православнутая Церква, любимый боевой отряд «Единой России», тоже выступила по специальности: замутила «молебны в поддержку импортозамещения». По большому счёту, молиться им — не перемолиться. Можно ж не только про импортозамещение.

— Можно ж, например, взять да и истребовать у Богородицы христолюбивого кросс-курса.

— Св. Гавриле Выверни-Оглобли поручить разобраться с проблемами автоэкспорта.

— У Власия — Большие Лужи справиться насчёт дорожного строительства.

— С Николой-Студёным договориться про тарифы на отопление.

Или уж достучаться сразу до Св. Наума-Грамотника, чтоб установил нам, наконец, разумное количество цифр после запятой у числа «пи». Буквально, две-три, а то раздражают страшно!

Много чего можно. Милонов, опять же не дремлет. Собрался сажать всех, кто до брака сексом занимается. Я, было, сначала внимания на это не обратил (я-то при чём?! где я, а где секс до брака?!), так он, сволота, мне вдогонку ещё одной инициативой залепил: подстрекателей, говорит, тоже сажать будем.

А я, главное, именно, что подстрекатель. Когда Сашке с Дашкой лет за шестнадцать перевалило, я им жёстко заявил, чтоб по подъездам с мальчиками не шлялись и по чердакам с ними пристанища не искали. Сказал: «Спите лучше дома, мне так спокойнее». Ну, они попробовали и втянулись. А мне теперь за их подростковое добрачное счастье тачки по Колыме гонять?! Надо, блин, скорей их замуж, что ли, выдавать, а то, судя по всему, «у вас женщина после одиннадцати» снова возвращается.

Значит, вернётся и «встретился бы ты мне в сорок девятом».

По очень простой причине вернётся. Если б, скажем, 9 мая на Мавзолей полезли б Обама с Камероном, то точно не затем, чтоб у нас денег просить. Зачем им наши деньги, если ВВП города Нью-Йорк превышает ВВП страны Россия?

Да и Лондон от безденежья не страдает, даже не считая Абрамовича с Лужковым. Опять же, это в войну было понятие «сын полка». Сейчас другое понятие есть — «сын РЖД» или «сын Роснефти». И эти сыновья, как не странно, именно в Лондоне и торчат.

Так что, Обама и Камерон, если б и приехали, то даром. А вот Ын этот чёртов бесплатно дружить не захочет. Ему чучхе не позволяет и память обоих предков. Да и вконец охамевшие эллины тоже не просто так на Красную Площадь щемятся: тяжко им жить на море — и жарко и апельсины задолбали.

Значит, денег придётся давать всем. Таких друзей мы себе выбрали. Ыну дадим, грекам отстегнём, Зимбабве на свою долю надеется, Гоблину в Крым надо, Моторола, опять же, по слухам, бедует где-то за терриконами, Гиркин со своим отмороженным в реставрациях носом бродит меж двор, отощамши.

Возможно, и Фидель на что-то рассчитывает. Старые-то долги мы ему списали. Он обрадовался и сразу к американцам сунулся. Приходите, говорит, гринги, и володейте нами по-старому, чёрт с ней, с идеологией... Пока они там шушукаются, невозможно понять: так что ж с Кубой? Нам-то теперь «Куба далеко?» или опять «Куба рядом?»

В общем, если всей этой международной лимите денег дать, то себе на колбасу не останется. А значит, никуда начальству не деться — придётся нас сажать, чтоб глупостей не орали: кого за любовь без штампа, кого — за чувства верующих, кого — за пересмотр истории.

Лично я собираюсь сесть по совокупности. Лет, наверное... даже не знаю, на сколько. На до фига, в общем. Девятое мая отгуляю, на негров мавзолейских полюбуюсь, да и сяду. Сам, причём.

Потому, что дальше, говорят, война опять намечается. Не то за то, чтоб хохлам новых Лениных как рогов наставить, не то за пепел какой-то радиоактивный, не помню. Но, по-любому, я думаю, лучше сидеть, чем воевать. Руки-ноги целей будут.

Но то — я. А вот интересно, Мариинский и Архипенко, Белоконь и Панов, Покрышкин, Никулин, Свирский, Голубев, все эти лётчики, танкисты и пехота — они, что, и сейчас так же бы кинулись в бой как и 70 лет назад? Решетников, который даже «За Сталина!» никогда не кричал, что бы он крикнул сейчас? «За Сечина!»? «За Якунина!»? «За Гоблина!»? Или, может, «За импортозамещение!»?..

За что вообще? Да и куда? Тройка-Русь, алё!

...Дед умер, бабушка умерла ещё раньше. Праздновать мне нечего. Посижу, выпью за них.

Помяну тех семерых из нашей семьи, кого расстреляли. Стреляла, кстати, комсомолочка одна. Так и ходила среди немцев в черной кожанке и красной косынке. За этот вид и за дикую страсть к стрельбе по людям звали её Анка-Пулемётчица. Уже в конце семидесятых нашли Анку в Краснодарском крае. Случайно нашли. По портрету на доске почета.

А не было бы войны — глядишь, и Анки бы не было.

***

В общем, пока тут опять не началось — со Светлым Христовым Воскресеньем нас всех! Надеюсь, не с последним.

—

Опубликовано в блоге  suzemka.livejournal.com

Роковая русская идея — «единая неделимая»

Идея «единой неделимой», переходящая в имперский реваншизм (война с Грузией в 2008-м, «крымнаш», «новороссия»), стала главной идеей путинской России. Белые и красные имперские смыслы встретились , и это смело можно считать российским «концом истории».

В эти мартовские дни исполняется 95 лет Новороссийской катастрофе 1920 года. Так принято называть эвакуацию Вооруженных Сил Юга России, ставшую следствием провала генерального наступления Деникина на Москву осенью 1919 года. В Новороссийске белые войска понесли огромные человеческие и моральные потери. Множество жертв было и среди гражданских беженцев, стремившихся вместе с армией эвакуироваться в Крым. Вывезти удалось далеко не всех, оставшихся ждала жестокая, показательная расправа.

По сути, Новороссийская катастрофа стала началом конца белой борьбы в европейской части России: уже через полгода, в ноябре 1920 года, последовала эвакуация врангелевской Русской армии из Крыма в Константинополь. В чем же главная причина поражения Белого движения? Ответ — в моей статье, написанной несколько лет назад (публикуется с некоторыми сокращениями и дополнениями).

***

Идея «единой неделимой России» (ЕНР) — центральная составляющая патриотической идеологии, казалось бы, непререкаемая ценность для всякого русского по сей день. Много от чего способно отказаться типовое русское сознание: от той или другой формы авторитаризма и мессианства, от богоносности и безбожия. Русский может быть сталинистом или демократом, западником или почвенником, но всегда безусловной ценностью для него останется «великая единая неделимая Россия», империя, проще говоря. Вне ЕНР русские любых политических и религиозных оттенков просто не мыслят своего исторического бытия.

А ведь идея «единой неделимой», эта священная коровушка-буренушка, не раз сыграла роковую роль в русской судьбе. Вспомним 1919 год — решающий год гражданской войны. Начнем с северо-запада. Командующий Северо-западной армией генерал Юденич дважды пытается взять Петроград. Сначала весной, а затем осенью, одновременно с наступлением Деникина на юге. Оба раза неудачно.

Хотя шансы взять Питер и тем самым резко изменить ход всей гражданской войны у Юденича были немалые. Даже с небольшими силами — примерно в 17 тысяч штыков — он в конце октября 19-го года стоял на Пулковских высотах, с которых уже был виден купол Исаакиевского собора. Тем не менее, наступление Юденича окончилось катастрофой. Причина — идея ЕНР.

Дело в том, что плацдармом наступления Юденича была «буржуазно-националистическая» Эстония. Отметим, что в начале 1919 года русские белые успешно дрались с большевизмом в этой стране в союзе с эстонцами. То есть основы для антибольшевистской русско-эстонской коалиции имелись. Эстонцы не прочь были помочь Юденичу в наступлении на Питер, но при одном условии: безоговорочное признание независимости Эстонии.

На этих же условиях в июне 1919 года активно предлагал помощь Юденичу и Маннергейм — в то время регент Финляндии. Он готов был двинуть на красный Питер 100-тысячную армию, если адмирал Колчак, с осени 1918-го признававшийся белыми и союзниками Верховным правителем России, подтвердит независимость финского государства. Колчак, как известно, отказался это сделать — к вящим патриотическим восторгам, не утихающим спустя почти столетие.

Представитель Колчака в Париже С. Д. Сазонов официально заявил, что «прибалтийские губернии не могут быть признаны самостоятельным государством. Так же и судьба Финляндии не может быть решена без участия России...». Маннергейм, тем не менее, не терял надежды, все еще веря в здравый смысл своих недавних коллег по царской армии. Он уже был согласен выступить на Питер и в том случае, если один лишь Юденич признает независимость Финляндии. Однако время тянулось, к августу в Финляндии изменилась ситуация и Маннергейм утратил свои политические позиции.

Но и теперь у Юденича оставались огромные шансы взять северную столицу. Надо было лишь признать очевидное — независимость Эстонии. В союзе с эстонской армией, уже доказавшей свою боеспособность, белые вне всяких сомнений сломали бы хребет большевизму на северо-западе, что неминуемо повлекло бы общее крушение Совдепии. Однако Юденич медлил. В конце концов, под нажимом англичан 11 августа 1919 года белое северо-западное правительство признало полную независимость Эстонии. Однако это не могло решить проблему.

Эстонцы нуждались в твердых гарантиях со стороны общероссийского правительства Колчака, а их не было. К тому же эстонцы знали о настроениях и самого Юденича, который любил повторять: «Возьмем Питер, а потом повернем на Ревель».

Политической тупостью белых генералов и их чиновников немедленно воспользовались большевики. Уже 31 августа Совет народных комиссаров обратился к Эстонии с предложением мирных переговоров на базе признания независимости Эстонии (такие же предложения красная Москва тогда же сделала Литве, Латвии и Финляндии). Что оставалось делать эстонцам в этой ситуации? Начались переговоры, правда прерванные Эстонией сразу после начала наступления Юденича на Питер 28 сентября.

В силу своей малочисленности (порядка 17 тысяч штыков) Северо-западная армия, несмотря на героизм, воодушевление и высокий темп натиска, Питер не взяла. Не хватило от силы дивизии, а может даже полка. В этом принято винить эстонцев. А не лучше ли поискать виновников катастрофы среди самих белых?

Перенесемся в Латвию. В разгар осеннего наступления Юденича на Питер, 8 октября, 50-тысячная Западная добровольческая армия под командованием Бермондт-Авалова — монархиста и рьяного приверженца идеи ЕНР, повела наступление на Ригу, вступив в войну с «враждебной русскому делу властью Улманиса» с целью «восстановления государственного порядка и дисциплины» в «освобожденных от большевиков частях Западной России».

Бермондт-Авалов, как это видно по его воззваниям, был категорически не согласен признавать «самостоятельность мелких республик Эстонии, Латвии и других...», наглядно подтвердив наихудшие опасения молодых балтийских государств в отношении белого движения. Ригу он так и не взял, зато в решающий для Юденича момент вызвал в странах Балтии всплеск антибелогвардейских и вообще антирусских настроений, разумеется, отразившихся на положении Северо-западной армии. А корабли Антанты, вместо того, чтобы поддерживать огнем судьбоносное наступление на Питер, помогали Улманису оборонять латвийскую столицу от упертого «едино-неделимца».

А эстонцы... Вместо обещанной помощи Юденичу, они были вынуждены помогать латышам — против авантюриста Бермондт-Авалова, которого видный деятель белого движения князь А.П. Ливен назвал «одним из главных виновников неудач под Петроградом».

И, тем не менее, эстонцы участвовали в походе на Питер; но во второй половине октября произошел конфликт их командующего Лайдонера с Юденичем. Как полагают, эстонцам стало известно о переписке Колчака и Юденича, в которой белые вожди отрицали право выхода Эстонии из России. Однако когда войска Юденича покатились от Питера, именно 1-я эстонская дивизия спасла «северо-западников» от неминуемого «мешка», ударив в тыл красным.

«Нет никакого сомнения, что самой небольшой помощи Финляндии или — немного более — помощи Эстляндии было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда», — признавал Ленин (характерная деталь: Ильич ненароком выдает свое имперское мышление, по привычке называя Эстонское государство Эстляндией). Кто же виноват в том, что указанной помощи белым не последовало? Да прежде всего сами же белые. И им ли обижаться на то, что Северо-западная армия, отступившая в Эстонию, была разоружена и временно интернирована? После «подвигов» Бермондт-Авалова и двусмысленной политики Юденича это совсем неудивительно.

Так сработала идея ЕНР под Питером. А что же в это время происходило на юге?

3 июля 1919 года командующий Вооруженными Силами Юга России генерал Деникин начал свой знаменитый поход на Москву. 18 августа казачий корпус Мамонтова с налета взял Тамбов. 31 августа был взят Киев. 6 октября белые взяли Воронеж, 13 октября — Орел, на очереди была Тула и сама Москва.

Впервые белые вступили в среднюю полосу России. Кремлевские комиссары уже паковали чемоданы. Однако вскоре положение Деникина изменилось к худшему. Причина та же, что и под Питером — недостаточность сил, растянутость их по фронту, слабые тылы. Вскоре, сосредоточив превосходящие силы, красные нанесли контрудар в направлении Орла и Курска. Фронт с ожесточенными боями покатился к Новороссийску...

Главную причину этого белые патриоты видят в позиции маршала Пилсудского, тогдашнего лидера Польши, который, несмотря на давление Антанты, отказался от активных действий против большевиков, что и позволило им собрать силы для решающего удара по Деникину. Пилсудского как поляка, естественно, не устраивала базовая идея белого движения: «единая неделимая Россия». На это возражают, что Колчак в 1919-м подтвердил-таки независимость Польши, и Деникин, соответственно, тоже.

Однако, есть два ключевых момента. Признавая независимость Польши, Колчак и Деникин отказывались решить вопрос о восточной границе Польского государства — дескать, после войны разберемся. Это не устраивало Пилсудского, который опасался, что на восточных рубежах Польша будет урезана до «этнической» границы. Но главное другое. Пилсудский был убежден, что непременным условием нормального существования независимой Польши является независимость Украины.

Еще в 1903 году Пилсудскому грезилась федерация Польши, Литвы и Руси (Украины) — в этом легко узнать контуры так и нереализованной Гадячской унии (1658). Кроме того, в годы гражданской войны маршал выступал «за союз всех бывших европейских колоний России — от Финляндии до Грузии» (в этом ракурсе интересны нынешние интенсивные контакты лидеров Украины, Грузии, Польши и Балтии).

Пилсудский заявлял вполне определенно: «Деникин стал бы нашим союзником, если бы он не противился политическим тенденциям отрыва от России инородных элементов», а главное «признал бы украинское движение» в лице Петлюры. Кстати, Петлюра в 1919 году пытался договориться с Деникиным о совместной борьбе с большевиками, но, разумеется, получил отказ.

Если с независимостью Польши белые еще как-то могли смириться, то независимость Украины была вне их понимания, что хорошо показал Михаил Булгаков в пьесе «Дни Турбиных», герои которой готовы, скорее, примириться с большевиками, чем с Петлюрой. В конце концов, Петлюра заключил союз с Пилсудским и в следующем году вместе с ним взял Киев, к сожалению, ненадолго. Польше пошел на пользу союз с Украиной: в решающие дни августа 1920 года 6-я украинская стрелковая дивизия под командованием генерал-хорунжего Безручко стеной встала на пути Буденного и не пропустила его к Варшаве, на соединение с Тухачевским.

Осенью 1919 года Пилсудский видел, что в случае победы белых независимой Украины, а возможно и независимой Балтии не будет. Более того, и положение самой Польши в этом случае становилось шатким, дело вполне могло кончиться какой-нибудь кабальной «федерацией» с Россией. И в решающие дни деникинского наступления польские войска, несмотря на давление Запада, остались на месте.

Наши патриоты по сей день клеймят Пилсудского за этот разумный национальный эгоизм. Но никто из них не осуждает белое движение за приверженность отжившим имперским мифам, в жертву которым принесено реальное благополучие и свобода русских. В самом деле, что белые собирались делать в случае взятия Москвы и свержения большевиков? Усмирять Украину и Балтию? Душить казачий «сепаратизм» Дона и Кубани? Искоренять сибирское областничество? Снова присоединять Кавказ? Короче, превратить войну гражданскую в войну империалистическую? Судя по таким персонажам как Бермондт-Авалов, вполне вероятно...

Кстати, в отличие от Польши, Украины и стран Балтии, новообразованные государства Кавказа были согласны на федерацию с Россией, однако белых вождей это не устроило. Идея ЕНР неуклонно делала свое роковое дело, прокладывая большевикам дорогу к победе. В тех же Вооруженных Силах Юга России идея ЕНР работала как некий разрушительный вирус, подрывая боевой дух донского и особенно кубанского казачества с его проукраинской ориентацией.

После Февраля 1917 года казаки считали себя свободными от обязательств перед империей и не хотели биться за ее восстановление. Они, по их словам, хотели защищать свою землю, «но не когти царского орла». Если донцы еще соглашались рассматривать будущую Россию как новые Соединенные Штаты, образованные из самостоятельных территорий, в том числе из суверенных казачьих демократий, то Кубань склонялась к полной независимости. Деникин не хотел с этим считаться, стремясь «навязать казакам свои российские привязанности...».

Наиболее сложно складывались его отношения с кубанцами, дело дошло даже до репрессий. Член Кубанского правительства Д. Скобцов вспоминал: «Странными и тяжелыми были взаимоотношения кубанцев и добровольцев. Бок о бок дрались, умирали, радовались успехам, а дойдет дело до разговоров о смысле борьбы и ее целях — вырастает стена между двумя сторонами, нет взаимного понимания, отношения неприязни и сарказма».

Как признавал барон Врангель, белые были недалеки от того, «чтобы начать драться с казаками, которые составляли половину нашей армии и кровью своей на полях сражений спаяли связь с регулярными частями». О какой боеспособности сил Юга России можно говорить после этого?

Логическим завершением сложных взаимоотношений казаков с белым движением стал Верховный Круг Дона, Кубани и Терека, состоявшийся в январе 1920 года в Екатеринодаре. На нем была принята декларация об объединении трех казачьих демократий в одно независимое федеративное государство: Юго-Восточный союз. Нынешние казаки, наверное, уже и не помнят об этом своем последнем легитимном государственном образовании.

С влиянием Деникина было покончено, но с севера накатывалась новая имперская сила — красные. Казачьи историки с горькой иронией отмечают, что после прихода большевиков те казаки, кому посчастливилось уцелеть в мясорубке террора и репрессий, были мобилизованы и отправлены на Польский фронт: «„оборонять Родину“, такую же единую и неделимую, но теперь не „белую“, а „красную“» («Казачий словарь-справочник», том II, США, 1968).

Кстати, примечательная деталь: во время советско-польской войны бОльшая часть белоэмигрантской общественности принялась, по словам Зинаиды Гиппиус, «кричать вместе с большевиками о патриотическом подъеме в Совдепии, в Красной Армии, против „гнусной Польши“, отнимающей у „России“ Украину, объявляющей ее „самостийность“». Вообще, невольно задаешься вопросом: так что же было для белого движения главным — уничтожение большевизма или «единая неделимая»? Думаю, на него основная масса белых так и не смогла себе четко ответить, и в этом-то все дело.

Итак, причины поражения белых: нерешенный крестьянский вопрос плюс идея ЕНР, сделавшая национальные движения врагами белогвардейцев. Белые не желали видеть, что Российская империя — это перевернутая страница истории. Вместо того, чтобы стать неимперской русской демократической силой, они упорно продолжали связывать интересы русских с существованием архаичной «великой державы».

Модели постимперского будущего белыми даже не рассматривались (лишь в 1920 году известный кадет Струве, входивший тогда в крымское правительство Врангеля, заикнулся о федеративном проекте, но было уже поздно). Забавно: наша буржуазия нередко именовала адмирала Колчака «русским Вашингтоном». Однако Вашингтон-то, как известно, боролся за федерацию свободных государств, а не за единую неделимую Америку...

Белым надо было понять две вещи: 1) империя свое отжила; 2) есть только один безусловный враг, в борьбе с которым не может быть компромиссов — большевизм.

Ноябрь 2009 г.

На фото: ударный деникинский бронепоезд с характерным названием. Очень символично, что примерно столетие спустя партия чекистской власти взяла себе старое белогвардейское наименование. Идея «единой неделимой», переходящая в имперский реваншизм (война с Грузией в 2008-м, «крымнаш», «новороссия»), стала главной идеей путинской России. Белые и красные имперские смыслы встретились (условно говоря, Иван Ильин со Сталиным), и это смело можно считать российским «концом истории».

—

Алексей Широпаев, опубликовано в издании  Русская фабула

Как Россия забрала себе земли Республики Бурятия (памятка для бурятских танкистов)

Украинский и бурятский народы практически одновременно подпали под агрессию и поглощение Московским, а затем Российским царством, в середине XVII века. Истребление, порабощение, отъем исконных земель. Бурятам так же есть, что припомнить России.

«Бурятия праздновала 300-летие так называемого „добровольного присоединения“ к России в те же 1950-е годы, что и Советская Украина — триста лет „воссоединения“ с Россией. Это совпадение не случайно, потому что украинский и бурятский народы практически одновременно подпали под агрессию и поглощение Московского, а затем Российского царства, в середине XVII века. Архивные документы бесстрастно свидетельствуют о том, как Бурятия угнеталась сперва российскими захватчиками — комбатантами, затем армией чиновников, помещиков и налоговиков Российской империи».

Многое в этих историях на удивление похоже — у бурятов и украинцев, как ни странно, много общего, не только желто-синие цвета на национальном флаге, но и опыт борьбы с московскими империалистами. И конечно же, не обошлось без урезания земель, исконно принадлежавших бурятам, в пользу России. Эта политика шла не только при царях, императорах, белых атаманах и генералах, но и при советской власти.

Краткое описание проблемы

Новый освободительный этап бурятского народа начался одновременно с революцией в Российской империи — в 1917 году. Буряты массово создавали свои административно-территориальные единицы — аймаги (более крупные, сравнимые с областями Европейской части России), хошуны — сравнимые с волостями или районами, сомоны — местные общины. Такое разделение было традиционным для бурятов и соседних с ними народов.

Одним из первых, между прочим, в 1917 году был провозглашен Ангарский национальный аймаг, ныне находящийся за пределами Бурятии. О том, как получилось, что бурятские земли оказались за пределами собственно Бурятии, и будет наш краткий обзор.

Во время Гражданской войны здесь пролегали фронты не только между «красными» и «белыми», но и между «державниками» и «автономистами», между «казачьим сословием» и «инородцами» («туземцами»), между претендовавшими на верховную российскую власть и иностранными интервентами.

Ради достижения скорейшего перемирия РСФСР в 1920 году заключил договор с Японией, по которому, в частности, земли нынешней Бурятии были разделены между Российской Федерацией и Дальневосточной Республикой — примерно по реке Селенга.

Дальневосточная Республика (ДВР) уже в 1921 году объявила о создании на своей территории Бурят-Монгольской автономной области (Буряад Монгол Можо). Это земли к юго-востоку от Байкала, столицей была объявлена Чита (бур. Шэтэ-Хото), теперь — столица Забайкальской области РФ.

В свою очередь, в 1922 году РСФСР объявила о создании Монгол-Бурятской автономной области (Монгол Буряад Можо). Столицей был объявлен Иркутск (бур. Эрхэ-Хото) — теперь это столица одноимённой области РФ.

Уже этого упоминания достаточно, чтобы догадаться, что границы двух бурятских республик выходили тогда далеко за пределы сегодняшней Бурятии. Дальше мы увидим, как от этих земель методично нарезались кусочки и целые страны, чтобы разъединить бурятский этнос, а их территории надолго сохранить под колпаком «исконно российских владений Сибири».

После слияния РСФСР и ДВР начался объединительный процесс двух автономных областей — восточной, Бурят-Монгольской, и западной, Монголо-Бурятской — в единую автономную республику Бурят-Монголия.

Официально о его завершении было объявлено в 1923 году. Это стало, несомненно, прогрессивным шагом в истории бурятского народа, столетиями лишенного своей государственности.

Однако «под шумок» из обеих автономных областей (можо) прибрали районы, представлявшие интерес для центрального правительства России.

Вот как это было.

Ампутация от Бурятии восточных земель

При каждом новом преобразовании крупных и средних административно-территориальных единиц России — областей, краев, округов — от национальных автономий «при случае» и под нейтральным поводом отрезали земли.

Сначала рассмотрим, куда делись земли Восточной Бурятии.

Процесс обезземеливания бурятов начался еще в составе ДВР, при территориальном размежевании хошунов и сомонов.

На словах критикуя «белых», вводивших в Бурятии сегрегацию (поселения бурятов и русских при атамане Семенове входили в разные уезды, даже если располагались чересполосицей), дальневосточные «красные» быстро взяли ту же технику себе на вооружение. Перекраивание провозглашенных в 1917 границ привело к тому, что ни один аймаг Бурят-Монгольской области не имел цельной границы, а представлял анклав, окруженный со всех сторон казачьим землевладением.

Цельные границы удерживали за собой только хошуны, но и те стремительно сокращались и в количестве, и в диаметре. Так, если в 1917-1921 — до создания Бурят-Монголии ДВР — в 4 аймаках насчитывалось 25 хошунов, то к концу 1922 года осталось всего 10. Если рядом находились два хошуна по соседству, то их объединяли, но при этом «уточняли» территорию так, чтобы общий диаметр сокращался в разы. Заодно уменьшался удельный вес бурятских органов самоуправления в системе принятия решений.

Бурятия в нынешних границах и с забраными землями

«Освобожденные» от бурятского контроля земли составили, вместе с казачьими владениями, две области ДВР — Прибайкальскую и Забайкальскую, которые после ликвидации ДВР были переименованы в соответствующие губернии. Уже тогда многие «бурят-монголы» оказались за пределами Бурят-Монгольского Можо.

В том числе, выведены из-под контроля восточной автономии такие ключевые города, как Верхнеудинск (бур. Улан-Удэ) и Чита (бур. Шэтэ Хото). Они теперь стали губернскими городами, как до революции. За пределы Бурят-Монголии ушли целые волости, издавна населенные бурятами-эхиритами — в наше время это Шилкинский, Акшинский, Кыринский и Улётовский районы Забайкальского края.

Затем в 1926-27 последовало преобразование Дальневосточной области в Дальневосточный край, и снова были ликвидированы два хошуна (Хоацайский и Хилоко-Бурятский). Поскольку открыто отрицать право бурятов на самоопределение тога еще не отваживались, ликвидированные хошуны, после очередного урезания, были провозглашены «национальными районами», но уже в составе чисто русских образований — Читинского округа и Дальневосточного края, куда он входит.

В 1930, в связи с созданием Восточно-Сибирской области, округа были упразднены, а районы и хошуны переданы непосредственно в управление облсовета. Тот, ссылаясь на трудности управления разрозненными единицами, продолжил «объединение». В 1931 году Хоацайский и Хилоко-Бурятский национальные районы были объединены в Хилоко-Хоацайский район с центром в Могзоне, а в 1932 году был упразднен Хилокский район, территория которого вошла в состав Хилоко-Хоацайского, Петровск-Забайкальского и Красноярского районов.

Так национальная территория восточных бурятов оказалась сокращенной сразу в три раза. Первая столица Бурят-Монголии теперь не только выделилась из бурятских земель, но и отгораживалась от них все новыми русскими районами.

Наконец, в 1938 году все национальные районы и сельсоветы были попросту ликвидированы — по всему СССР, а деятелей, осмелившихся подвергнуть эту фактическую ликвидацию малого национального самоуправления форм, попросту расстреляли за «национализм».

В мае 1923 года Бурят-Монгольская АО вместе с Монголо-Бурятской АО были объединены в одну Бурят-Монгольскую АССР. Каждая половинка «Большой Бурятии» при воссоединении была лишена своей части, которая так и осталась теперь в руках великорусских провинций.

Более того, в 1937 году от самой АССР отрезали три аймака — один, Ононский, без всяких объяснений преобразовали в «русский» район, а затем на всякий случай разделили между соседними районами. Два других — Агинский и Улан-Ононский — включили в состав вновь созданной Читинской области на особых правах — как Агинский Бурят-Монгольский национальный округ-тойрог (АБМНО).

Уже в 1941 году один из двух аймаков тойрога располовинили и вывели земли в состав ненациональных районов Читинской области. А в 1948 и вовсе ликвидировали районы внутри тойрога, морально готовя Агинскую автономию — жалкий кусочек земли, оставшийся от некогда обширной Бурят-Монголии — к превращению в национальный район. Эти действия вызвали тревогу дружественной СССР Монголии, и в 1951 ликвидацию автономии отложили.

Состоящий всего из 3 районов Агинский округ сделал последнюю попытку самоопределения уже после распада СССР — в 1994 году он подписал новый федеральный договор с РФ, в результате которого вышел из состава Читинской области. Впрочем, ненадолго. В 2008 году правительство РФ «объединило» тойрог с областью, образовав из них новую федеральную единицу — Забайкальский край.

Три района Восточной Бурятии, пользовавшиеся призрачным правом на национальное самоуправление, были лишены и этой иллюзии. В то время как еще 9 районов того же края попали в район русификации еще ранее, как было описано выше, всеми мыслимыми правдами и неправдами.

Ампутация от Бурятии западных земель

Теперь рассмотрим, куда отошли земли Западной Бурятии. Здесь, напомним, в 1922 году была образована Монголо-Бурятская автономная область (можо). Имея столицей Иркутск (бур. Эрхүү Хото), автономия с самого начала вынуждена была делить облцентр с более крупной Иркутской губернией.

Автономия состояла из 5 аймаков, изначальное количество хошунов в которых — 34 — за полгода сократилось до 29. Как и в Восточной Бурятии, в западной части сокращения проводились под лозунгом оптимизации, но каждый раз сопровождались сужением их территории. Монголо-Бурятию «готовили» к воссоединению с Бурят-Монголией, «избавляя» её от «ненужных» территорий.

При создании АССР в ее состав не вошли ни Иркутск с прилегающим Иркутским районом, ни Ангарский аймаг — первый центр бурятского автономизма, всего — 6 современных районов Иркутской области.

В 1923 году объединенная АССР имела 72 хошуна, а на 1926 — только 32 хошуна. Территория объединенной Бурят-Монголии продолжала «таять», под видом дробления и разукрупнения аймаков.

В 1937 году Аларский, Боханский и Эхирит-Булагатский (без байкальского побережья) аймаки Бурят-Монгольской АССР были «преобразованы» в Усть-Ордынский Бурят-Монгольский национальный округ и выделены из автономии, включены в состав новообразованной Иркутской области. А Ольхонский аймак и вовсе превращен в ненациональный район и передан той же области.

Созданный таким хитрым образом «корридор» оторвал бывшую Монголо-Бурятию от АССР, и по современному делению насчитывает в своем составе 9 районов Иркутской области. Оставшиеся в Усть-Ордынском тойроге аймаки были поделены на 6 районов, при этом в последующие годы с помощью постоянных преобразований из состава анклава были выведены еще два района.

Наконец, вышедший в 1994 году из состава Иркутской области Усть-Ордынский Бурятский автономный округ в 2008 году вновь включен в состав Иркутской области, из его названия убрано слово «автономный», дабы поставить бурят на место.

Эвенкский вопрос

Отдельного рассказа заслуживает нахождение в Бурятии части земель эвенков. В основном, это земли хамниган — подгруппы эвенков, в давние времена подпавших под культурное влияние бурятов и в значительной степени ими ассимилированных.

Сознавая (и во многом испытав на собственном примере) важность сохранения национальной самобытности, правительство АССР в первые же годы своего существования выделило обширные участки под национальные аймаки, хошуны и сомоны — всего 173 8 км², что составляет без малого половину всей современной Бурятии.

Национальные автономии эвенков в Бурятии существуют и до сих пор — несмотря на то, что, как мы видели выше, автономия самих бурятов в советские годы неуклонно сжималась в размерах.

В те же годы в соседней Читинской области существовала схожая по структуре автономия эвенков — хамниганов и ороченов, сложившаяся к 1930 году из ряда разрозненных «туземных районов» в отдельный Витимо-Олёкминский округ — площадью 209 800 км². Уже в 1938 году эта автономия была ликвидирована в приказном порядке.

Мы считаем, что в будущем земли ликвидированной Витимо-Олёмкинской автономии эвенков могли быть включены в состав «Большой Бурятии». Природа этих земель — как ландштафтная, так и этнографическая — весьма схожа с условиями, существующими в Северной Бурятии.

Группы эвенков и бурят, проживающих в обеих территориях, родственны между собой и ведут сходный образ жизни. Кроме того, достаточно взглянуть на карту и мы увидим — «Бурятская Эвенкия» прямо связывает Витимо-Олёкминский край с «Большой Эвенкией».

Следует упомянуть, что Эвенкийский автономный округ, созданный тоже в 1930 году, смог надолго пережить Витимскую автономию, однако в конечном итоге его постигла та же судьба. Уже в правление нынешнего режима в РФ, в 2007 году, этот округ был присоединен к Красноярскому краю и лишен всякой автономии, даже бумажной.

За исключением Якутии, где существуют автономные районы эвенков, и Китая, где также уделяется внимание существованию национальных округов для эвенков, Бурятия остается одной из немногих стран, в которой эвенки чувствуют себя полноценными гражданами, а не гостями на собственной земле.

Земельные утраты

За все время преобразований «за бортом» Большой Бурятии осталась территория нынешних 15 районов Иркутской области и 14 районов Забайкальского края.

Отойдя от абстракций, таких как районы, хошуны, аймаги (чьи территории часто изменяются), перейдем к точным цифрам.

Современная, «Малая» Бурятия насчитывает — 351 334 км² площади.

На западе у Бурятии отняли земель: под видом изолированной автономии (Агинский тойрог) — всего 19 592 км², тогда как просто отобрано от бурят и передано русским провинциям 121 тысяча км². Сложив цифры, получим = 140 592 км² утерянных земель на западе.

На востоке у Бурятии обманом под видом автономии (Усть-Ордынский тойрог) отобрано — 22 138 тыс. км², и значительно больше — 152 тысячи км² — просто передано в русские провинции. Итого утрачено земель на востоке = 174 328 км².

Сложив земли на востоке и западе, утраченные Бурятией в разные годы благодаря проворству советских и российских чиновников, получим 314 920 км², что сравнимо с территорией всей оставшейся Бурятии.

Если же считать законными претензии «Большой Бурятии» и на земли родственных эвенков-хамниган уничтоженной Витимо-Олёкминской автономии (209 800 км²), то вместе площадь отсоединенных земель, находящихся в «исконно русских» провинциях Сибири и Дальнего Востока, даже превышает площадь самой современной Бурятии.

Политические акценты

Воссозданное после многовекового порабощения собственно бурятское государство — пусть и в форме автономии, в рамках семьи формально равных «братьев»-народов России, Бурят-Монгольская АССР была подлинно успешным экспериментом.

Несмотря на накопившиеся столетиями взаимные претензии колонистов и туземцев — по сути, эксплуататоров и эксплуатируемого коренного населения — первой команде советских руководителей Бурятии удалось создать на своей территории такой порядок, при котором русские и буряты жили в постоянном мире.

Цена этого, правда, достигалась слишком дорогим путём — выделением района за районом, земли за землёй для русского населения. И эта цена оказалась не только непомерной, но и напрасной.

В 1937 году руководство Бурят-Монгольской АССР попробовало протестовать против отторжения земель с востока и запада, создания из Бурятии трех изолированных анклавов по обе стороны Байкала. Реакция советской империи была молниеносной.

Руководство было вызвано в Москву, так сказать, для консультаций и там расстреляно. Перед смертью НКВД выбило из приговоренных к смерти бурятов «сознание» в том, что они планировали оторвать АССР от СССР и создать здесь «Панмонгольское государство под протекторатом Японии».

Однако полностью подавить сопротивление бурятов — подчас тихое и скрытное, но весьма эффективное — не удалось даже всемогущему НКВД. В 1940 году Сталин начал с бурятами новую игру — пообещал им особый статус, сравнимый с республиками СССР. В качестве подтверждения своих намерений он пригласил единственную из десятков автономий РСФСР на парад союзных республик в Москве.

В планах Сталина действительно было еще большее упрочение формального статуса Бурят-Монголии, но ценой кровопролитной войны за соседнюю Монголию. Бурятам отводилась в этих планах та же роль, что карелам («карело-финнам») в войне против Финляндии.

Напомним, что Сталин выделил Карело-Финнскую ССР как отдельную единицу, намереваясь с помощью этой декорации упрочить свои политические права на Финляндию. После налаживания отношений с Финляндией после войны, советское руководство тихо лишило карелов «союзного» статуса, снизив уровень страны обратно до автономии — больше в услугах «карело-финнов» Кремль не нуждался.

Нечто похожее происходило и с Бурят-Монголией. С той лишь разницей, что Монголия сохраняла дружественные отношения с СССР и на любые провокации Кремля отвечала такой покорностью, что завоевывать ее не было смысла. Тем не менее, призрак «Бурят-Монголии» всегда маячил над режимом Чойбалсана, вздумай тот оступиться. Обвиняя бурятских руководителей в «панмонгольских планах», Сталин фактически приписал им собственные несбывшиеся замыслы.

В послевоенное время, с установлением в Монголии лояльного режима Цеденбала, полностью зависимого от Москвы, с одной стороны, и началом независимой политики КНР, начавшей кампанию претензий на «Внешнюю Монголию», советское руководство решило убрать слово «монгол» из своего внутреннего словаря. Дабы не оттолкнуть руководство МНР и лишний раз не раздражать руководство КНР. Так объясняется то, что в 1959 году «по просьбе бурятов» АССР из Бурят-Монгольской переименована просто в Бурятскую.

Само по себе выделение самостоятельного имени автономии явилось прогрессом, бурят наконец-то перестали использовать в геополитических играх в Центральноазиатском регионе.

Вместе с тем, однако, пропал интерес к Бурятии как национальному явлению, и дробление ее территории продолжилось — теперь уже исходя не из геополитики, а из хищнического аппетита к богатейшим природным ресурсам Бурятии.

Для советских главков было неприемлемо, чтобы буряты даже в виде обрезанной автономии имели право вето на Байкал.

Ситуация повторилась в 2006-2007 годах, на новом этапе «закручивания гаек» уже в постсоветской, путинской России. Тогда под надуманным предлогом, используя на всю мощь обман, подкуп, запугивание и пропаганду, Кремлю удалось не только остановить процесс воссоединения «трех Бурятий» (центральной республики, а также Агинского и Усть-Ордынского тойрогов), но и довести дело до фактической ликвидации двух из них. Агинская и Усть-Ордынская автономии слились с Читинской и Иркутской областями на правах каких-то районов «со специальным статусом», статус этот не работает и спустя скоро десять лет после начала политической аферы.

Бурятия и земли других народов Сибири

Геополитическое будущее территории, унаследованной Кремлем от РСФСР, неясно и многовариантно. И если одни видят в скором будущем «воссоединение» всех советских, а то и романовских земель, то другие уже рисуют катастрофические сценарии, самым безболезненным из которых является «парад суверенитетов» народов и народностей, являющихся коренным или укоренившимся населением Евразии.

В случае подобного сценария вопрос о воссоединении «Большой Бурятии» станет во всей остроте. Выход бурятов к своим естественным границам жизненно необходим бурятам. Это получение границы с Китаем на востоке (полу ликвидированная автономия Агинский тойрог), полный контроль над границей с Халха-Монголией, выход на границу с Казахстаном через установление прочных связей с другими республиками монгольского мира — близкими по духу и культуре Хакассией, Алтаем и Тывой. Всё это становится вопросом выживания Бурятского государства, если оно возникнет в будущем.

Другой важный момент — это плотные, дружественные отношения с эвенками, которые образуют на севере Бурятии и дальше на север гигантский по территории конгломерат. Эвенки могут стать связующим звеном для Бурятии с самыми богатыми, в потенциальном будущем, республиками бывшей РСФСР — Ненецией и Югрой.

А также важным связующим звеном с соседней Саха-Якутией, которая в условиях самоустранения слабого имперского аппарата уже накопила свой уникальный опыт управления «труднодоступными» с точки зрения европейцев территориями, наладила взаимодействие больших и малых народов на своей территории.

Все названные страны в силу своего географического положения будут играть важную роль в торговле, транспортировке энергоресурсов, коммуникаций, а также, вероятно, в военном сотрудничестве.

Также для Бурятии важно вовремя определиться в отчетливо наступающем всемирном кризисе. Стоять ли им, как сейчас, по инерции на страже разваливающейся, но агрессивной империи?

Поставлять ли своих солдат на «пушечное мясо» в далекой Украине, послушно следуя чуждым интересам? Или использовать свой интеллектуальный, культурный и даже оборонный потенциал для выстраивания собственной игры? Хотелось бы, чтобы бурятская элита и активные массы поскорее задумались о втором варианте, как альтернативе. В этом случае Бурятии уготовано место в союзе действительно свободных — освобожденных собственными руками — народов и государств Азии.

—

 Татаардин Алив-Баатар, опубликовано в издании  Тексти